Листая старую тетрадь

***

Я видела твой след, идущий из тумана,

оставивший во мгле потоки лет…

И эти реки скользкого обмана.

текущие любви во след…

Меня обманывал?

Не правда, себе ты врал,

любить боясь…

 

***

Я или есть, или нет меня вовсе.

Я или там, или нет меня здесь.

Я не хочу расшибиться напрасно,

Жизнь постигая, как азбуку лет.

 

***

Я говорила об этом давно,

что и сама уже все позабыла.

Я оставила эти слова

за незапертой дверью

 

***

Балансируя на грани между явью и умом,

ощутив вино в стакане, мы идем за облаками,

ты лишь взглядом, я – душой

 

***

В этом сером тумане неуходящих дорог

и забытом обмане, что скрывать ты не мог,

вижу отзвуки гроба, что стоит позади

у заблудшей дороги, что лежит впереди.

Просто мысли разных лет

  • Клиент: Как обрести уверенность в завтрашнем дне?
    Астролог: Я Вас умоляю… Придет Хирон, откроет дверь Урану…
  • Разве ты меня стараешься обидеть? Ты себя оправдываешь…
  • Какая же это замечательная черта характера – видеть будущее и не пытаться его изменить
  • Человек не хочет носить одежду, которая не нравиться и не идет, но он не задумываясь натягивает на себя мнения и суждения других
  • Мы думаем, значит, мы лишаем Бога возможности заботиться о нас
  • Большинство людей не хотят быть врачами, а предпочитают быть пациентами
  • А ведь и любовь к себе – она у всех разная! Не мешайте другим любить себя
  • Возможность сойти с ума есть у всех, но когда мы делаем это осознанно, всё же есть шанс прорваться

Лысый ангел
– Ой, а почему ты такой лысый? Все ангелы белобрысые и кучерявые.
– Ну, в некотором роде, я тоже белобрысый.
– Скорее – белолысый, – говорит она и смеется, – Ты, наверное, очень старый ангел и все твои волосы повылазили?
– А волосы умеют лазить?
– Нууу… не знаю, так говорят, – и вновь смеётся.
– Нет, я не старый, вернее, у ангелов вообще нет возраста, просто я – лысый ангел, – говорю и тоже смеюсь

Звезды

– Что ты видишь на небе?
– Звёзды
– А что такое звёзды, как думаешь? Нет, я конечно, знаю, так называют некоторые небесные тела, но мне почему-то в это не вериться, это точно что-то другое… Звёзды это… это глаза тех, кто сейчас лежит где-то на Планете Синевы и смотрит в своё небо. Ты видишь эти четыре мерцающих точки?
– Две голубых и две янтарных?
– Да… если бы я был астрономом, то сказал бы, что это созвездие. Но я не астроном и для мены это глаза влюблённых

О книгах

– Вот ты даёшь мне книгу, а я же её опять потеряю и не верну тебе, и ты это хорошо знаешь.
– Да не теряются книги, лежат где-нибудь… найдёшь… или кто-нибудь найдёт, кому нужно

Есть книги, которые любишь перечитывать, а есть любимые книги, но перечитывать их не хочется. Прочитав однажды такую книгу, ставишь её бережно на полку и не открываешь уже никогда. Не потому, что она «не интересная», «паршивая» и т.д., а как раз совсем-совсем наоборот – в ней есть та сокровенная часть тебя, которую ты искал давно-давно-давно, наконец нашел, осознал, вкусил, отравился ею по самое ни хочу и теперь, чтобы не расплескалось, чтобы не сбежало, не смылось и все остальные «не»… аккуратно закрываешь книгу, как будто ей тысячу лет и это самый дорогой фолиант в прямом и переносно смыслах, во всех смыслах, закрываешь и ставишь на полку или вдруг отдаёшь её кому-то другому – пусть читает, а может быть и ищет, что же ты там нашел, а ты точно знаешь, что этот способ спрятать сокровище самый надёжный на Земле

Персиковая Долина

Время назад я сказала: ощущение пропасти… шаг – и я там…

Вчера  я сделала этот шаг и поставила точку. Делая этот шаг я и не заметила как повернулась к пропасти спиной – и посему, шагая от нее, я шагнула В НЕЕ.

Воистину не знаешь, где Пропасть, а где Мираж…

 

Небо… почему оно так манит?

Почему знаясь со звездами, я все ж выделяю Эту.

Я не хочу об этом знать…

НЕ ХОЧУ

Но, в то же время, каждый вечер иду к ней…

 

Ее трудно заметить в огромном пространстве соплеменников, я бы не назвала ее уж сильно яркой и выразительной внешне. Скорее теплой и волнительной внутри.

Возможно, такой ее делает Свет Луны.

 

Луны… А вчера был Месяц – молодой, тонкий и изящный, как мискант, хотя таковым он не мог просто быть!!! Он народился не вчера, он уже взрослел, но все же… он был молод и он был – удивительно, – Персикового Цвета!!! Рожки его были повернуты вверх, как бы говоря: осторожнее, я кое-что могу, несмотря на молодость. А еще он был закутан в дымку, тепло, марево, мысли, туман, чувства, пелену… он был такой живой и трогательный, что хотелось вскинуть к нему руки и подставить ладони его дымке, теплу, мареву, мыслям, туману, чувствам, плену…

 

Но руки не слушались. Видимо это произошло от того, что я вдруг услышала его Голос. Я услышала сказку…

 

Почему эту долину назвали Персиковой, не знал никто. Персиковые деревья в ней никогда не росли. Да и вкус самих персиков вряд ли кто знал. Деревья тоже были редкостью, все больнее кустарники. А в самой Долине они и подавно не росли. В самом ее центре стоял колодец, окруженный шелком вековых нехоженых трав.

Жители строили свои дома на склонах холма, в долину не ходили, оправдывая свою несмелость тем, что берегли красу ее трав. На самом же деле они боялись туда идти. Долина как долина, трава как трава, но все же каждый зашедший туда испытывал нечто, что невозможно описать словами: душа расставалась с телом, а само тело как бы распадалось на молекулы и атомы, а затем разлеталось во все стороны. Только однажды человеку удалось добраться до колодца и заглянуть в него. Это была очень юная девушка. Она не была ни красавицей, ни дурнушкой, но была смелой и озорной. Заглянув в колодец, девушка увидела небо, полное звезд, да таких, какие и не видятся в этой местности…

Но вот только после этого стала она быстро стареть, да и люди стали ее сторониться. Дело дошло до того, что вынуждена она была переселиться в старый заброшенный дом на отшибе села. Ни кто, да и она сама, не помнит, сколько зим промело с того момента, как она глянула в колодец, да только голову ей снегом замело сильно, хотя по годам она была еще очень молода, да сани проложили неизгладимые колеи по ее молодому лицу. Хотя зим в этих местах тоже не знали… Климат там царствовал тихий и смирный, дожди шли ласковые и добрые… Леты и годы были безмятежны.

Однажды вечером, во время такого тихого ливня, в окошко постучали. Удивленная Женщина вышла на полуразвалившееся крыльцо: уж сколько лет к ней никто не заходил. Через пелену дождя она не увидела  человека, а скорее осознала образ. Он как бы был, и его в тоже время не было.

Молча впустила незнакомца в дом, молча усадила его за стол и поставила на стол все, что имела в печи и подполе. На человеке был черный плащ с капюшоном, накинутым на голову и закрывающим его глаза. Но, несмотря на воду, принесенную небом, он был сух.

Так же молча Незнакомец начал свою недолгую трапезу, отведав только по маленькой щепотке от каждого выставленного на стол блюда. И только тогда он откинул свой капюшон. И только тогда Женщина заглянула в его глаза, глаза цвета переспелой усталой вишни, глянула – как в пропасть сорвалась…

Незнакомец сидел спиной к окну, которое выходило на долину. Но в его глазах она увидела и колодец, и траву и, главное, она увидела там отражение сада. И хотя женщина никогда в жизни не выезжала из этой местности и не видела персиковых деревьев, она их сразу узнала: это был Персиковый Сад, одновременно на верках были и цветы и плоды: зеленые и зрелые.  И еще она увидела юную, не земной красоты, девушку, гуляющую в этом саду. Она не помнила сколько смотрела в его глаза: мгновение или вечность – смотрела и хотела смотреть… смотреть… смотреть…

Глаза ей открыл первый солнечный луч… смятая постель и ее тело рассказали о многом, произошедшем в ночи… Незнакомца нигде не было…

Но каково же было удивление жителей, когда они по утру выйдя на улицу, увидели в Персиковой долине растущие молодые деревца. Росли дерева, увеличивался и живот женщины: ее тело преображалось, оно молодело и хорошело на глазах. А сад тем временем цвел, сбрасывая перламутровые лепестки цветов в шелковую траву.

И вот через девять месяцев после этой ночи мир вобрал в себя крохотное создание: хрупкий светлокожий и светловолосый цветок-лепесток – маленькую девочку.

Она быстро научилась ходить и петь. И первые ее шаги были в Персиковую Долину: мать очень боялась отпускать ее туда одну. Но ничего не могла сделать – девочка просто растворялась в траве, а идти за ней мать не решалась. Но все ее страхи были напрасны: каждый раз ребенок возвращался домой.

Девочка росла – росли и дерева. Ежегодно они цвели и плодоносили. Из хрупкой былинки и девочка превратилась в неимоверной красоты бутон.

Она была светловолоса и бледнотела, что было не характерно для жителей этой местности, они были довольно смуглы и темноволосы. Спускаясь в долину, она ложилась между персиковыми деревами. И всегда получалось так, что тело ее ласкалось в лучах солнца, а длинные шелковые пряди волос ласкала тень от крон деревьев. Покрывая своими поцелуями кожу девушки, солнышко вызолачивало ее. А целуя персики, оно отправляло их на волосы своей любимицы. От этого и они становились персикового цвета.

Сколько весен прошло, знает только лето. Только зимы ведут счет осенинам.  И вот однажды заглянув в колодец, вместо звезд девушка увидела там лицо человека, которого никогда раньше не видела, но образ, которого ей был хорошо знаком… а дома, глянув в зеркало, она рассмотрела себя: упругое стройное тело цвета молочного персика и волосы, в которых сплелись вечерняя и утренняя зори, умытые росой.

К вечеру пошел тихий теплый дождь…

Женщина сидела у окна и задумчиво смотрела на пролетающие как года капли.

И вдруг рука ветра смешала воедино и закрутила в спираль эти тихо шедшие к земле мысли неба. И уже невозможно было разобрать их тихого шепота.

В окно постучали. И от этого стука женщина как будто очнулась: в один миг в ее сознании пронесся вихрь, который не смел все в кучу, а наоборот – расставил все по своим местам, как будто пелена упала с глаз.

Она глянула на свою дочь и увидела то, чего не то чтобы раньше не замечала, просто увидев, тут же забывала: каждый раз, возвращаясь из Персиковой долины, дочь светилась от запаха мяты и сочных плодов, цвет ее глаз менялся от настроения – он был то призрачно-голубой, то солено-зеленый, а иногда взгляд темнел и становился как пережженный сахар. И только когда она смотрела на небо, глаза ее были подобны ночной радуге, усеянной дневными звездами, отражающимися в колодце, звездами Чужого Неба.

Женщина поняла, что ее так удивляло, когда она смотрела на ладони дочери: они были абсолютно гладкие, «чистые»: ни одна линия не была на них прочерчена!

И женщине стало страшно: кто же ее дочь и что ждет ее?

Стук в окно стал все настойчивее. Женщина, как была – ни страха, ни радости, – так и вышла на крыльцо.

Да это только ветка персика стучит в окно, движимая порывами ветра, как будто просится в укрытие, просит, что бы ее пригрели в доме от непогоды.

Ветер неистовствовал, смешивая все на своем пути в однородную массу для новых творений Создателя.

Женщина подняла глаза вверх: но небо было чистым, как только его вымыли. На нем будто бы блестели слезинки той, которая мыла его и, уколовшись о звезду, заплакала.

Женщина даже увидела эту звезду: она была самая яркая и красивая и сверкала точно над крышей ее дома…

-А ведь ее там раньше не было, – эта мысль разорвала мозг такой болью, что женщина еле устояла на ногах.

Когда она вернулась в дом – он был пуст…

 

Эзотерика в Белгороде ©, при полном или частичном копировании материала, пожалуйста, дайте ссылку на первоисточник и укажите автора

Покой

Покой… и море в голубом

тумане… играет

плещется, на волю

просится обман,

что долго так в себе

скрывали…

В покое можно лишь понять,

что любим мы,

что отвергаем.

В покое можно лишь

узнать всю силу

и всю радость.

 

Эзотерика в Белгороде ©, при полном или частичном копировании материала, пожалуйста, дайте ссылку на первоисточник и укажите автора

Гимназисты

Сказ-Ки города Г-н

Бело-вишневый трехэтажный особняк, именно особняк (он как-то особенно выделяется на фоне остальных домиков-пряников этого города), стоящий в самом центре – бывшая мужская гимназия. В старинные века там обучались гимны и зисты. Гимны носили вишневые пиджаки и белые рубашки, а зисты, наоборот, – белые пиджаки и вишневые рубашки.

Учились тут мальчики разных сословий: богатых купцов, дворовых крестьян, ремесленников, короче, всех, кто жил в городе и округе – грамотными должны быть все. Но различие в гимназической форме ни в коей мере не было различием бедных и богатых. Наоборот, если мальчик приходил учиться в гимназию, он становился учеником, и совершенно не имело значение, сколько денег имеют его родителей.

А назывались ученики по-разному вот почему: те, кто приходил поступать на обучение по четным дням звались гимны, кто же по нечетным – зисты. Кто в какой день, четный или нечетный, придет в гимназию, никто не знал. Мальчик из дома по соседству с гимназией мог выйти, например, третьего числа, а придти в гимназию четвертого. И не потому, что он где-то блуждал целые сутки, а потому, что так решила сама гимназия – быть ему гимном. А тот, кто жил верст за несколько от гимназии, мог попасть в нее через пару часов того же дня, в который и вышел или даже минут через десять, хотя до города на телеге ехать почти сутки. Поэтому, мальчики всегда сами отправлялись в путь и только пешком. Обучали всех одинаково. И только гимназия знала, зачем она так делила своих учеников.

И так, гимны в бордовых пиджаках и белых рубашках на ужин ели вишневый кисель, а на завтрак молочный йогурт. Зисты же, наоборот, завтракали киселем, а ужинали йогуртом. Обеда в гимназии не было. И не потому, что совет попечителей жадный был и не выделял денег на питание, наоборот, он очень заботился и об учениках, и о бабушках города.

Дело в том, что как только женщины этого города достигали возраста бабушек, они автоматически не могли ходить на берег реки. Не то, чтобы бабушки ходить не умели, умели и еще как! И даже бегать умели очень шустро, гоняя прожорливых воробьев со своих огород, сплошь семечками засеянных. И семечки эти служили платой гимназистам за то, что они носили бабушек на речку купаться.

В городе том указ действовал, который гласил, что как только стал человек бабушкой, на берег реки ему ни ногой! Указ был издан каким-то очередным, возможно сумсбродившим, владыкой, какой-то очередной династии о которой все напрочь забыли. Даже учебники их толком не помнили. Написать-то указ написали, а вот отменить не отменили, Дело в том, что по какому-то негласному и ни кем не писанному закону, отменить указ, дурацкий он или нет, мог только тот, кто его издал. И почему был издан такой указ, тоже никто не знает – был и все!

И как же жить без купания в речке, когда ты – бабушка? И вот хитрые бабушки нашли выход: про берег в указ написано – нельзя! А вот про то, что нельзя их ногами речку топтать – нет! Тогда и договорились бабушки с гимназистами, что те их за семечки будут в воду носить и из воды до дому обратно, значит. Отнесут, плюхнут их в воду и купаются там бабушки, пока гимназисты утренние уроки отсидят. А в обед вновь заберутся бабушки на спину гимну или зисту и те их назад волокут. А в награду получают мешок семечек весом как сама бабушка.

Бабушек было меньше, чем гимназистов, поэтому, получив свой мешок, гимназист уступал бабушку своему товарищу, пока не съедал все семечки.

Бывало, конечно, что и не хватало семечек до следующего раза, но гимназисты не расстраивались – зато лишний час обеда могли учиться.

Вот такая интересная традиция есть одном старинном красивом городе нашей средней полосы.

 

Эзотерика в Белгороде ©, при полном или частичном копировании материала, пожалуйста, дайте ссылку на первоисточник и укажите автора