Порог дома начинался прямо у ног: грязно-бежевые ступеньки: одна, две… кажется, всего их пять.
За ними – колонны, такого же оттенка, только темнее.
Дверь… есть? нет? Но проем существует, и в него надо войти… пройти сквозь это темное пятно, именуемое дверью.
Холл… Лестница на второй этаж, как в старинных особняках, с полукруглым балконом и множеством дверных проемов, более темными, чем сам воздух: цвет уже не бежевый, но грязно-коричневый.
Чем глубже – тем чище воздух (если охватывающее тебя пространство можно назвать воздухом), тем темнее и плотнее подступают к коже неизбежность и момент выбора: куда? В какой проем?
Руки что-то прижимают к груди. Что это? Ах да – это же книга.
Недоуменные мысль и взгляд: откуда она? Ведь входила сюда с пустыми руками и по дороге ничего не брала: просто ничего не было, чтобы можно было взять: одни голые стены и полы, да пространство, заполненное густой грязно-давящей смесью, напоминающей скорее смесь каких-то чувств и эмоций, чем что-то материальное. Глаз видел этот зал с его четко-призрачными формами, глаз видел и дальше: дом был бесконечен, он уходил не в пустоту, но в пространство, растворяясь и сливаясь с ним, смешиваясь, становясь одним целым.
И глаз это видел, хотя по всем законам земной физики этого видеть просто нельзя. Нельзя видеть бесконечность, поглощающую все в себя, выходящую изо всего и вновь входящую в свое начало, сливаясь со своим концом.
Глаз видел это потому, что мог чувствовать: он был в человеке, в его голове, но он был самостоятельным: он жил своей жизнью, своим миром. Может быть, потому, что и в этом коричневом хаосе он был другого цвета: он был зеленым, во всяком случае, ему таковым хотелось быть. И хотелось быть самостоятельным. Хотя он хорошо понимал, а вернее, осознавал, что он – лишь маленькая частица другого глаза, огромного, как сама вселенная и такого же коричневого цвета, только не грязного, а прозрачно-целомудренно-искристого как кристалл, умытый Авророй. Он был частью, но все же, он был самостоятельным.
Зачем я держу в руках эту книгу, даже не пытается ее открыть, а наоборот – плотно прижимаю к груди, даже не зная, что в этой книге и нужна ли она мне?
Пол холла, хоть и грязного, но все же светлого цвета, а за проемами второго этажа… мрак? Нет, бесконечность, пугающая, нет скорее настораживающая, но все же зовущая, заставляющая срываться с ритма сердце, но манящая. Миг – и ты там и не важно, что жутко: мгновение, и ритм сорвавшегося сердца растворится в ритме вселенной другого глаза.
Но проемов так много. Именно проемов, а не дверей. Хотя, по сути, это и есть двери: вот они – петли, ручки, и все дверные атрибуты, но их не надо открывать, в эту дверь надо просто войти, и она примет и тело, и мысли, и желания, и главное – душу… Примет, но назад возврата не будет, то, что за ней, поглотит тебя, ты растворишься в нем, как сахар в стакане воды, сольешься с ее сущностью и, прямо с порога устремишься в начало конца, который одновременно является и концом начала.
Но проемов так много, трудно сделать выбор. И, хотя глаз видит, что там, за стеной, пространство не разделено, оно слито воедино; та, что стоит с книгой на груди, все же в замешательстве – куда шагнуть. Это замешательство – не страх, она знает, что пойдет, что бы там ни ждало. Она знает и то, что там – все едино, все – одно целое и не только между собой, одно целое и с тем, где сейчас находится и она сама: глаз-то принадлежит ей, хотя он думает, что он – часть другого глаза.
Тишина, тревожная тишина, из которой глаз выхватывает отдельные звуки: то ли призывы, то ли предостережение. Надо спешить, ведь до того, как войти в какую-либо дверь, надо еще преодолеть лестницу, которая в два раза длиннее предыдущей.
Но как??? Я уже на втором этаже! Глаз даже не заметил этого перемещения: просто я уже осознала себя стоящей на балконе, вплотную перед этими проемами. Это только снизу, с первого этажа казалось, что они все одинаковые, на самом деле, они отличаются друг от друга: те, что слева – светлее, хотя по плотности не уступают правым, а возможно и плотнее их.
Правые темнее, но призрачно-прозрачные, хотя густы и тягучи.
Руки все также плотно прижимают книгу к груди. Глаз скорее почувствовал, чем увидел, что в книге вспыхнул огонек, и она наполнилась светом. Но ее темная плотная обложка не пропускала этот свет наружу, как бы храня его для чего-то более важного и нужного.
Надо сделать выбор – время не ждет. Я не понимаю, скорее, знаю направление: идти надо туда, направо, да, там темно, но иногда темнота – начало чего-то самого светлого.
Чего же я жду? Голова медленно поворачивалась вправо: туда! Вот уже и все тело повернулось туда и уже сделан первый шаг, хотя и глаз видит и кожа чувствует, что там, в этой тягучей тьме, начинает что-то происходить: какое-то движение и не самое приятное, оно напоминает процесс, который можно наблюдать, сидя у озера в преддверии грозы: красиво, страшно, страшно красиво! И знаешь, что опасно, но уходить не хочется. Конечно, можно пойти и налево, ведь там, за стеной, все едино, и войдя в любые двери, все равно окажешься в «там» и с меньшими потерями и с меньшей болью, но вопреки всему – идти направо. И вдруг вспоминаю услышанную где-то фразу: «любят не «за что», любят – вопреки».
Но, видимо в размышлениях я упустила какой-то момент и опоздала. Кто-то оказался проворней меня. Чья-то мощная огромная ладонь зачерпнула меня, как черпает воду из ручья измученный, но твердо идущей к своей цели, путник, и выплеснула назад, в сознание.
Я все так же прижимала руки к груди, но книги у меня уже не было, я даже не заметила, как оставила ее там, потеряла этот момент из памяти.
Да и была ли она, эта книга? С молодым жарким огнем внутри? Была, конечно, была, нет, не была, она есть, но она там, видимо, вынести ее из этого дома невозможно, ею можно пользоваться только там, в его стенах, сотканных из наших желаний, поступков, чувств, эмоций, из нашей любви вопреки.
Возможно, ее найдет кто-то другой, возможно он не будет ждать, а войдет в любую дверь (ведь там они все равно сольются в единое пространство).
А я так же прижимаю руки к груди, как будто там еще находится та книга, которую я так и не открыла.
Да и была ли та книга? Или я ее придумала…
Но двери были и выбор, который я все же сделала…
Ирина Пуджа
